которая всегда повторяется

Меняется даже культура

Там, где удавалось договориться с полицией, открывались полулегальные бары, полу-чившие название «спикизи» (от англ. «speak easy»- говорите не напрягаясь) или «шепотушки» — заказы там делали шепотом. Там где с полицией договориться не удавалось, бары открыва-лись тайно. Помимо словечка «speakeasy» английский язык обогатился также словечками «bootlegger» — контрабандист, доставляющий выпивку, и «booze» — дешевое крепкое пойло. (Любопытно, что в СССР долго ходила легенда, согласно которой последнее вошло и в русский язык под названием «буза», откуда появилось понятие «бузотерить», «бузить»).

Число кабаков росло как грибы после дождя. В Нью-Йорке по самым разным оценкам их было от шестидесяти до ста тысяч. В Чикаго, по словам чиновника из мэрии их было всего 10.000, но в реальности раза в четыре больше. Даже на Среднем Западе (самом непьющем регионе) появились «слепые свиньи», «шок-домики» и «пивные крышки». Клиентура была самая разнообразная: адвокаты и каменщики бок о бок стояли у стойки бара в ожидании ста-канчика. Естественно, что картофельный самогон спокойно выдавался за виски 4-х летней выдержки, а «марочному благородному вину» от роду было пара месяцев.
Настроение нации постепенно переходило от шизофренического к истерическому — пить хотели все! Потребление алкоголя было теперь актом незаконным. Именно это придавало ему особую остроту — добропорядочному американцу иногда страсть как хотелось нарушить закон, но чтобы безо всяких там суровых последствий. Среди школьников особого увлече-ния спиртным не было. Теперь же они как с цепи сорвались: если ты не попробовал тайком джина — слабак и маменькин сынок, вали отсюда. Число арестов за нарушение «сухого зако-на» росло — до 75.000 в год. Но американцев это не останавливало. Девиз «Пили, пьем и бу-дем пить» подхватывался во всех «шепотушках». Лучшим подарком стала плоская, чуть изо-гнутая фляжка — ее удобно было носить за голенищем сапога или в заднем кармане. А луч-шей музыкой стал джаз. На музыкальный рынок выбрасывались танцы «чарльстон», «линди-хоп», «свинг» — и американки сходили с ума по модным веяниям. Корсеты были отброшены: в моду вошли свободные платья и водолазки. Разгорячившись спиртным, молодежь лихо от-плясывала под звуки диксиленда.
20-е годы вошли в историю как «эра свинга». Было и другое название — «Roaring Twenties», «Ревущие двадцатые». Это было громкое десятилетие, громкое в буквальном смысле этого слова. Ревели оркестры, ревели полицейские сирены, грохотали выстрелы, кричали жертвы — музыкальный фон у эпохи был еще тот. Естественно что отдельные упер-тые фарисеи стоящие у власти тут же попытались джаз запретить. В некоторых городах Среднего запада джаз «как порождение дьявола и суть порока и разврата» был категорически запрещен к исполнению в общественных местах. «Делов-то…» — ухмыльнулись музыканты и убрались с улиц в «шепотушки». Джаз превратился в символ, он был для души тем же чем виски для тела.